«Настоящая заметка, будучи вполне предварительной, имеет в виду лишь набросать схему того, что было достигнуто применением палеоботанического метода, и наметить дальнейшие пути исследования». Также ученый отметил: Нахождение и дальнейшее изучение корейской третичной флоры представляет интерес и как этап ископаемой маньчжурской флоры, более выдвинутый к югу и позволяющий подходить к сравнению одновременных ископаемых флор Японских островов и материка на тех же широтах. Однако, для решения подобных вопросов требуется еще дальнейшее изучение и описание фактических материалов Приморья, Японии и Кореи»[31].

Несмотря на занятость геолог внимательно следил за последними находками. В частности, студент В.Д. Принада[32] нашел на Русском острове отпечатки Pleuromea Sternbergii Munster sp, а на западном берегу Амурского залива – Hausmannia ussuriensis. Криштофович отметил: «Расширить и углубить эти сведения об ископаемых флорах Уссурийского края и возможно детальнее установить последовательность флор и характеристику каждого горизонта – ближайшая задачи исследований в этом направлении»[33].

Многие годы А.Н. Криштофович был тесно связан с Обществом изучения Амурского края. После Октябрьского переворота перед многими научно-общественными организациями встал вопрос, как выжить при Советах. С такой проблемой столкнулись и члены Общества изучения Амурского края во Владивостоке. Этой старейшей научной организации русского Дальнего Востока не так-то просто оказалось даже зарегистрироваться в советских органах, так как требовалось подчиненность какой-нибудь крупной российской организации.  Наиболее подходящей было Русское географическое общество. В.К. Арсеньев написал об этом академику Ю.М. Шокальскому, президенту уже бывшего Императорского Русского географического общества, и вскоре получил ответ, датированный 23 февраля 1923 г. «Главное – сохранились и не утеряли энергии и бодрости, значит вся суть на лицо, – писал Шокальский. – Мы тут тоже также себя держим. Общество цело и пока все как было, если не считать не отопленных помещений»[34].

Особенно трудные времена настали для Общества весной 1923 г., когда все его члены разделились на истинных друзей и врагов. «[…] Принимая во внимание, что только тесное сотрудничество Общества с университетом в научно-исследовательской работе может дать в ближайшем будущем положительные результаты в ученой и практической деятельности обоих учреждений, я предлагаю Обществу изучения Амурского края присоединиться к Дальневосточному университету в качестве состоящего при нем Научного Общества с сохранением его прежнего названия. Условия соединения Общества с Университетом и их будущей совместной деятельности имеют быть выработаны Обществом и Правлением университета в порядке взаимного соглашения. Подлинное подписал ректор Университета профессор В. Огородников»[35]. С этого письма, посланного 3 мая 1923 г. профессором В.И. Огородниковым, тогда ректором ГДУ, в Общество изучения Амурского края, все и началось. На следующий день состоялось общее собрание ОИАК, на котором было рассмотрено письмо ректора. Вначале никто не заподозрил в предложении профессора каких-либо тайных намерений и далеко идущих планов. Напротив, многие усмотрели в нем искреннее желание руководителя крупнейшего на Дальнем Востоке учебного заведения помочь Обществу расширить научную деятельность после вынужденного застоя в сложное для Приморья время гражданской войны и интервенции. Собрание постановило: «Общество  изучения Амурского края, сохраняя свою автономность и оставаясь филиальным отделением Русского Географического общества в Петрограде, присоединяется к Дальневосточному университету»[36].

17 февраля 1924 г. на Чрезвычайном общем собрании ОИАК ректор ГДУ бросил Обществу упрек в длительной бездеятельности. «Упрек в бездеятельности Общества не справедлив, – возразил Арсеньев. – Невозможно требовать научной работы и экспедиций в атмосфере Гражданской войны и смены правительств, из которых некоторые захватывали само помещение музея и занимали его два с половиной года. Задачи Комитета, естественно, ограничивались заботами о сохранении музея,  библиотеки  и имущества от расхищения»[37].

Поняв, что прямым нажимом он ничего не добьется, Огородников решил использовать обходной маневр. Заручившись поддержкой сторонников, он организовал письменное заявление десяти членов ОИАК о переизбрании состава Комитета и ревизионной комиссии Общества, а на общем собрании 23 марта 1924 г. сделал краткий доклад «Об оживлении научной деятельности Общества», связав ее со своей собственной деятельностью. Особо он отметил, что «каждый член должен своей деятельностью  способствовать разработке какого-либо научного вопроса и обязательно ежегодно представлять какой-либо научный доклад»[38]. В.К. Арсеньев категорически возражал против этого требования: «Не все в одинаковой мере способным к исследованиям. Одни только интересуются наукой, другие призваны ее двигать. Не следует ставить последним рогаток к входу в Общество»[39].  Поддержал Владимира Клавдиевича и А.Н. Криштофович, который заявил: «Общество не должно суживать рамки обязательностью докладов. В научных обществах нередки случаи, когда их члены не выступают с докладами.  Нужна и другая деятельность – посещение заседаний, музея, библиотеки. Балласт сам отпадет»[40].

Позднее геолог П.И. Полевой писал президенту Русского географического общества: «Когда мелкие придирки во что бы то ни стало дискредитировать старый Президиум с почтенным Николаем Матвеевичем Соловьевым во главе не помогли, то прибегли к клевете. Не называя фамилии, но всякому было ясно, что речь шла об известном путешественнике по Уссурийскому краю Арсеньеве, его обвинили в том, что он в 1917 году отдал интервентам имущество Общества в виде ценных этнографических коллекций. Была поднята старая клевета Липского…  Владимир Клавдиевич Арсеньев был в Москве, его сильно не хватало, так как он был душою группы старых членов. Он вел переговоры с Компартией и был обнадежен, что Общество не дадут поглотить Университету и что для этого в список вносятся три члена от партии…»[41]

В 1924 г. супруги Криштофовичи уехали с Дальнего Востока, и Африкан Николаевич вернулся на работу в Геологический комитет — старшим геологом.

По приезду в Ленинград А.Н. Криштофович опубликовал новую статью о Сахалине. В ней он писал: «Ископаемая флора о. Сахалина, весьма богатая видами, была предметом исследований с половины прошлого столетия и рассматривалась до сих пор как чисто миоценовая. Однако, после палеоботанических исследований на Сахалине летом 1917 года, я пришел к заключению, что его так называемая миоценовая флора на самом деле принадлежит различным геологическим горизонтам, притом не только третичной, но также и меловой системы»[42].

О другой Африкан Николаевич писал: «Мне уже ранее (1915) пришлось касаться того интереса и значения, которое имеют находки остатков флоры в послетретичных и верхне-третичных отложениях Сибири для познания, как истории ее флоры, так и прошлого ее климата— вопросов до сих пор освещенных еще очень слабо. Там же был сделан мною обзор всех известных до 1915 года находок этого рода, из которых наиболее интересными приходится считать открытие остатков сосны и ели американского типа Р. monticola Don. и Picea Wollosowiczii Suk.) на р. Омолое В.К. Воллосовичем, описанных В.Н. Сукачевым, и остатков американского серого ореха Juglans cinerea. найденных В.Н. Зверевым на Алдане вместе с остатками шишек, вероятно, той же ели, и описанных мною). В то время, как эти две находки проливают свет на состав флоры Сибири до исчезновения вымерших ныне, но свойственных еще концу третичного периода и началу четвертичного видов, такие находки, как например описанные тем же Сукачевым из желудка мамонта с Березовки, знакомят нас лишь с живущими и ныне видами растений, и потому в лучшем случае говорят нам лишь о прежнем распространении растений и теперь свойственных Сибири, что, конечно, также представляет свой интерес»[43].

В 1926 г. А.Н. Криштофович напечатал в сборнике «Тихий океан : русские научные исследования» раздел «Геология», в котором подвел первые результаты своих исследований на российском Дальнем Востоке: «В результате работ Полевого, Криштофовича, Преображенского, Елиашевича, Гудкова, Толмачева и друг, и бывших ранее исследований Виттенбурга устанавливается новая стратиграфическая скала, затрагивающая пермь, триас, юру и третичные отложения, разбиваемые уже на дробные подразделения и сравниваемые с соответственными отложениями соседних стран. Отметим здесь, что Дальневосточное Отделение Геологического Комитета не только ведет работу в крае, но устанавливает связь и с геологами соседних стран, участвуя в ежегодных геологических собраниях в Пекине. …

Новая эпоха открывается рядом экспедиций Геологического Комитета. Анерт посещает остров в 1907 г., экспедиция Тихоновича и Полевого в 1908—10 гг. работает на обоих берегах острова, собрав груды материала; ее работы продолжают Полевой и Криштофович в 1917—20 гг., заново осветив геологию острова, после чего следуют поездки Полевого в 1922, 1925 и 1926 гг. и Криштофовича в 1925 г. … Палеонтологические материалы Анерта были опубликованы Ф. Крассером в Вене и А. Криштофовичем в Пекине. …

В Японии русские не производили сколько-нибудь заметной активной работы внутри страны, с громадным интересом, однако, останавливаясь здесь для сравнения черт ее геологического строения с наблюдаемыми в наших пределах, особенно в отношении нефтеносных и угленосных отложений, юрских, меловых и третичных (Тихонович, Полевой, Мушкетов, Криштофович). Но зато некоторым исследователям принадлежит честь описания интересных материалов, переданных им для изучения японскими учеными: так, А.П. Карпинским описаны остатки японских едестид (Helicoprion) и трохилисков — окаменелых оогониев древнейших Gharaceae, А. Криштофовичем описаны первые находки пальм Sdbal nipponica Krysht., на юге и севере Японии, и окаменелого ствола цикадеи на Хоккайдо (Cycadeoidea ezoana Krysht.), описан ряд третичных флор о-ва Хоншю. В результате своих работ на Сахалине, ознакомившись с японскими материалами, этот геолог счел нужным отнести к мелу известные слои на Хоккайдо, обычно принимавшиеся за третичные. …

В 1921—22 гг. на острове Тиморе производил геологические исследования геолог А. Стоянов, а в то же время А. Криштофович был занят изучением третичных отложений Филиппинских островов. Посетив о-ва Люсон, Миндоро, Масбате и Тикао, он установил ряд черт орографии, распространение слоев Виго и Малум- банг и метаморфической свиты, обнаружив ряд местонахождений третичной флоры и фауны. Результаты его работ вошли в статьи Р. Дикерсона и частью опубликованы им самим. …

Классическим местом распространения меловых слоев является Сахалин, где они представлены тремя ярусами, названными Криштофовичем (сверху) ороченским, гиляцким и айнусским. Из них лишь верхний ороченский частью представляет довольно развитые осадки мелкого моря, с фауной иноцерамов и аммонитов, Inoceramus Schmidtii, I. lobatus, I. Balchii, Pholadomya decussata, Helcion giganteus, Trigonia subovalis var. minor, Gucullaea sachalinensis, Phylloceras cf. ramosum, Tetragonites, Pseudo- pachydiscus, etc., ежей и звезд, причем сахалинские иноцерамы отличаются крайним гигантизмом. Фауна верхнего мела соответствует кампанскому и мастрихтскому ярусам. Небогатая фауна найдена Криштофовичем й в айнусском ярусе (с Trigonia subovulis v. minor, T. pocilliformis, Trigonoarca, Gallista, etc.), представля-ющем видимо осадки сеномана. И в Анадырском крае, и на Сахалине морские осадки сопровождаются угленосными отложениями с флорой. Уже слои никанского яруса в бассейне Суйфуна дают нам Weichselia, Pandanophyllum, Onychiopsis, etc., что сближает их с флорой нижнего мела. Условия нахождения нефти в наших пределах соответствуют таковым тихоокеанских берегов вообще, будучи приурочены на Камчатке и на Сахалине к низам плиоцена и верхам миоцена. Кроме восточного нефтяного района на Сахалине 350 км длины, в последнее время Криштофовичем (1925) обнаружен район на западном берегу по реке Лянгри»[44].

В статье «Агневские каменноугольные копи и угленосный район побережья Татарского пролива от Агнево до м. Тусюн на Сахалине» Криштофович отметил: «Одной из задач, стоявших передо мной летом 1925 г., было выяснение геологического строения и условий угленосности Агневских каменноугольных копей в связи с примыкающим к копям районом и установление связей развитой здесь угленосной свиты с другими членами третичных отложений Сахалина, развитых по западному берегу. В данном отчете в главных чертах излагаются результаты, полученные на основании только полевого наблюдения фактов. Окончательное изучение добытых материалов может быть произведено только в связи с общим описанием угленосных отложений западного берега Сахалина»[45].

В 1928 г. Африкан Николаевич напечатал статью, в которой еще раз вернулся к прошлым исследованиям: «Настоящая работа была написана непосредственно вслед за обследованием Липовецких копей, в 1922 г. в конце лета, но по причине затруднений в печатании не могла до сих пор появиться в свет. За истекшее время (1922—1926 гг.) непосредственно по геологии Липовецкого района никаких дополнений сделано не было, и я мог бы дать описание в том точно виде, каким я его сдал в 1922 г., и, что касается фактического материала, относящегося непосредственно к этому району, положение таким и остается. Однако, длившиеся исследования Верхне- Суйфунского бассейна, частью которого является Липовецкий район, обильные находки там ископаемой флоры, сделанные А.И. Козловым с сотрудниками, пополненные лично мною в 1924 г., внесли много нового в познание геологии всего бассейна в целом, и окончательный вывод относительно нижне – мелового возраста никанских отложений Уссурийского края необходимо распространить и на Липовецкий район. Оставляя поэтому в неизмененном виде описание района в целом, я счел нужным ввести это новое понимание батрологического положения никанских слоев, равно принимаемое А. И. Козловым и мною, особенно на основании новых находок 1924 г., и вследствие этого, где нужно, несколько изменил текст.

Летом 1922 г., по приглашению В. И. Синкевича, бывшего тогда директором – распорядителем Акционерного Товарищества Липовецких Каменноугольных Копей, мною были осмотрены названные копи с прилегающим к ним районом, по обе стороны от железной дороги. Настоящий очерк составлен мною главным образом на основании личных исследований, но был использован также весь материал, прежний и текущий, какой оказался на руднике, а равно данные анализов как образцов, собранных мной, так и прежних определений. К сожалению, материалы по разведке месторождения во время владения рудником Скидельского, включая данные по ведшемуся здесь бурению до глубины 46,8 саж. или даже, согласно словесным указаниям, до 63 саж., не были мне доступны, образцы же старых скважин оказались погибшими во время пожара. Все эти обстоятельства, в связи с равнинностью рельефа, заставили меня остановиться почти исключительно на изучении работающегося пласта и сопровождающих его пород, черпая данные для характеристики остальной части угленосной толщи из случайно уцелевших на руднике старых материалов»[46].

Репрессии не прошли мимо ученого: А.Н. Криштофовича арестовали 10 мая 1930 г. по «делу Академии наук», обвинив в «шпионской деятельности» в пользу Германии». Африкан Николаевич провел в ленинградской тюрьме полтора года.

За это время геолог написал ряд научных статей и книгу «Геологический обзор стран Дальнего Востока», пользуясь литературой из своей домашней библиотеки: книги по его заказу доставлялись в тюрьму. Эти обстоятельства можно понять из предисловия геолога: «Работа в течение ряда лет в области развития юрской, меловой и третичной систем на Дальнем Востоке и стремление упорядочить их стратиграфию, по возможности параллелизируя развитые у нас образования с соответственными наслоениями окружающих стран, привели меня к убеждению о необходимости отказаться на первое время от сравнения с европейскими стандартами и хотя временно создать свою дальневосточную скалу, о чем я не раз говорил в своих работах. Это положение уже давно возбудило у меня желание дать общий геологический обзор этой отдалённой, но теперь так быстро пробуждающейся к жизни окраины, однако ежегодная полевая работа в течение почти 6 месяцев и загруженность очередной работою зимою позволили мне пока ограничиться лишь самыми краткими очерками, напечатанными в 1923 и 1926 гг.). Выход известного труда академика В.А. Обручева „Geologie von Sibirien” а), а позже, в сокращенном русском издании, „Геологического обзора Сибири”) ставил под сомнение необходимость данной работы, но несколько иной план и установка на территорию, трактуемую у В. А. Обручева лишь наряду с другими, занимающими у него более первенствующее положение, а также несколько лет активной работы наших геологов на Дальнем Востоке после выхода труда Обручева являются достаточным мотивом для настоящей работы. Приступить к ее окончательному выполнению я смог только, закончив другую свою работу „Байкальский отдел ангарской свиты Азиатской части СССР”, в процессе которой я уже подготовил и некоторые главы для настоящего обзора.

Первоначально я хотел ограничиться лишь пределами СССР на берегах Тихого океана, но необходимость многих сопоставлений с зарубежными странами в конце концов вылилась в ряд систематических очерков соседних стран—Кореи, Китая и Японии, а частью и Аляски. Я считаю включение этого материала особенно полезным для студентов и молодых геологов, начинающих работу на Дальнем Востоке, так как явления, характерные для этой страны, часто идущие в разрез с традиционными представлениями геологии, сложившимися в Европе, большей частью вовсе не находят места у авторов, трактующих широкие проблемы. Прикладывание к Дальнему Востоку европейских масштабов часто создает не только ошибочные геологические представления, но подводит ложное основание и под чисто хозяйственные предприятия в горной промышленности, водоснабжении, дорожном деле и пр. То упрощенное представление об истории третичного периода (также юрского), которое создалось на материалах Европейского архипелага по процентным меркам Л я й ел л а, оказалось совершенно неприменимым на Дальнем Востоке, а переход от мелового периода к третичному здесь вероятно слагается в такую же эпопею, как и лярамийская проблема Северной Америки. […] Я был бы удовлетворен, если бы моя попытка содействовала более правильному пониманию стратиграфии Дальнего Востока, более успешному изучению его геологической структуры и использованию богатств его недр. Несомненно, в работе найдется много пробелов, неточностей и ошибочных представлений. Исправить и дополнить это и явится делом ближайшего будущего. В частности, мною не могла быть полностью использована литература, опубликованная после сдачи работы в печать»[47].

Постановлением Коллегии ОГПУ от 8 августа 1931 г. Криштофовича выслали на пять лет. В 1933—1934 гг. он жил в Свердловске, читал курс палеоботаники в Уральском университете и в Уральском горном институте»[48]. Тогда же вышла его статья «Третичная флора залива Корфа на Камчатке»[49].

Покинув Свердловск в 1935 г., А.Н. Криштофович работал в Москве, Ленинграде, Киеве, Ташкенте и Одессе.

В 1938 г. А.Н. Криштофович в «Материалах по геологии Дальневосточного края» напечатал обзорную статью «Краткий очерк орографии, тектоники, стратиграфии ДВК и связи с ними полезных ископаемых». В ведении к ней А.Н. Криштофович пишет: «Дальний Восток является исключительно горной страной. Многие цепи и вершины его достигают 2000, 3000 и 5000 м, но в целом страна выделяется не столько высотой горных цепей и резкостью рельефа, сколько повсеместным распространением горных условий. Край не имеет обширных равнинных пространств, и существующие низменности представляют лишь депрессии между горными группами, хотя часто весьма значительных размеров. Горные хребты в областях ДВК представляют собой грандиозные массивы, например, Становой хребет, Сихотэ-Алинь, и это само по себе обусловливает сложность геологического строения страны и вместе с тем дает основание ожидать нахождения месторождений полезных ископаемых.

Удаленность, обширность края, трудная доступность многих его областей, особенно на северо-востоке, и долгое существование на положении отдаленной колонии — имело следствием, что ко времени Октябрьской революции край оказался весьма слабо изученным. Уже первые годы советской власти сильно продвинули познание геологии и полезных ископаемых края, а эпоха индустриализации и две пятилетки социалистического строительства, когда в край были двинуты сотни геологоразведочных партий и вложены миллионные средства на изучение естественных ресурсов, дали возможность к 1937 г. дать в масштабе 1 : 5 000 000 геологическую карту всего ДВК и в масштабе 1 : 1 000 000 — его южной части.

Вместо убогой горной промышленности, при которой край, богатый месторождениями угля мирового значения, ввозил во Владивосток иностранный уголь в значительных количествах и в котором, кроме разработок россыпного золота, единственным заметным горнопромышленным предприятием был свинцово-цинковый рудник Тетюхе, — в этом крае сейчас гигантскими шагами развивается добывающая и создается обрабатывающая промышленность. К числу реальных минеральных ресурсов присоединились нефть, железо, олово, молибден, вольфрам, марганец, графит, магнезит. Известные ранее запасы полезных ископаемых во много раз увеличились, в том числе запасы угля — более, чем во сто раз. Если в отношении месторождений некоторых полезных ископаемых у нас нет еще определенных данных, то геологическая изученность края за последние годы дает возможность научных прогнозов и реальных расчетов на будущее в отношении снабжения края недостающим сырьем»[50].

В 1939 г. увидела свет публикация «Новые находки ископаемых флор на Дальнем Востоке как вехи стратиграфии». В предисловии к ней Африкан Николаевич писал: «На Дальнем Востоке у нас громадные толщи отложений представлены исключительно пресноводными осадками, что исключает для них возможность стратиграфической увязки при помощи сравнения с толщами, содержащими морскую фауну. Ряд находок ископаемых растений, описываемых ниже, дает возможность сделать нам новые шаги по пути корреляции ряда отложений Дальнего Востока, имеющих притом важное значение как угленосные или связанные с моментами оруденения»[51]. В конце статьи геолог дал предложения по будущим исследованиям.

Постепенно Африкан Николаевич Криштофович начинает подводить итоги своих многолетних работ. При этом обращал внимание на результаты исследований коллег. Этому посвящена статья «Миоценовые растения из суйфунской свиты Уссурийского края». В ней Криштофович отметил: «Последовательность развития третичной флоры и, в связи с этим, стратиграфия третичных отложений Уссурийского края до сих пор изучены недостаточно. Причиной этой неясности являются, с одной стороны, отсутствие отложений с морской фауной, которые бы позволили точно установить их возраст, с другой — несистематичность сборов растительных остатков и отсутствие их точной увязки с определенным батрологическим горизонтом. Кроме того, трудности выделения последовательных фаз развития флоры обусловливаются крайним консерватизмом флоры на Дальнем Востоке в течение третичного периода, при относительно однообразно сохранявшихся климатических условиях, что не позволяет уловить тонкие черты отличия организации растений последовательных фаз развития растительности. Здесь не наблюдается ничего подобного перелому между вечнозеленой флорой палеогена Европы и флорой умеренного типа ее неогена»[52].

Некоторые итоги своих исследований А.Н. Криштофович привел в статье «Успехи геологического изучения Дальнего Востока»[53].