Эта рецензия, которая публично обвиняла Пржевальского в искажении фактов, стала предметом широкого обсуждения на общем собрании Сибирского отдела Географического общества 22 октября 1870 г. Те члены Общества, которые сами не могли равнодушно пройти мимо тревоживших их фактов российской действительности, понимали, что рецензия это всего лишь способ поставить на место путешественников, которые суют свой нос куда не надо и выносят сор из избы. Но были среди собравшихся и колеблющиеся. К ним-то прежде всего и обращался Пржевальский, когда зачитывал собранию свое открытое письмо, позднее опубликованное в «Санкт-Петербургских ведомостях» (сибирские чиновники отказались помещать его в иркутской газете).

«С глубоким прискорбием прочитаны были мною эти строки, — говорил Пржевальский, — тем более, что в описании быта уссурийских казаков я еще значительно смягчил факты против действительности. Каждый бывший на Уссури и видевший тамошних казаков, их нищету, голод и полнейшую деморализацию, надеюсь, согласится со мной в этом случае, если только беспристрастно отнесется к делу. Со своей стороны я считал святым долгом выставить все это в надлежащем свете, а не соображаться с чьими бы то ни было желаниями или взглядами».

Молодой офицер со знанием дела бросал собранию «грустные факты, которых мне лично не раз приходилось быть свидетелем во время господства терроризма на Уссури, то есть в 1867 году. Но если б автор библиографической заметки видел, как брали у казака продавать его последнюю корову, или как наказывали старика-отца за неисправность детей, или как местный доктор, вскрывая трупы умерших, находил в желудке куски сапожной кожи и глины, которую несчастные ели вместо хлеба, — тогда он не вздумал бы упрекнуть во лжи человека, писавшего эти факты с голой действительности и беспристрастно выставившего их на общественный суд»[4].

Зал зашумел, ведь все это имело отношение и к некоторым из высокопоставленных лиц, которые сидели здесь же на почетных местах.

– Я предлагаю, — продолжал Пржевальский, — к напечатанию в тех же самых «Известиях», в которых была опубликована библиографическая статья, настоящий мой доклад.

Неожиданно в полемику вмешался Михаил Иванович Тихменев, бывший начальник штаба войск Приморской области, который по служебному положению имел прямое отношение к Уссурийскому казачьему батальону. Он обратился с открытым письмом в газету «Санкт-Петербургские ведомости», которое было опубликовано 19 декабря 1870 г.

— В течение трех лет, — говорил Тихменев, — я занимался изучением уссурийского казачества, как наиболее поврежденного члена в общем болезненном организме Приморской области. Но полученные материалы по не вполне зависящим причинам издать не смог… Ко всему сказанному Пржевальским о современном гражданском и экономическом положении Приамурского края в период с 1866 и до первой половины 1869 года включительно, можно прибавить весьма немногое, и то не вполне удобное для напечатания; возразить же против действительности заявленных фактов и верности сделанных заключений едва ли решится кто-либо из бывших в том крае и знакомых с ним не по слухам, а по действительно совершившимся событиям… Подтверждая все сказанное Пржевальским относительно уссурийского казачества, я действую прямо в ущерб себе: будучи поставлен по моему служебному положению в некоторое до известной степени влиятельное отношение к уссурийскому казачьему батальону, я в известной мере должен принять на себя и ответственность за все совершившееся на Уссури…»[5].

Путешествия Пржевальского в Приморье — всего лишь небольшая и далеко не самая значительная страница его жизни, этот путешественник стал известен всему миру после выдающихся исследований в Средней Азии, но, тем не менее, нам дорого имя этого человека, одного из первых, кто в процессе изучения нашего края обратил внимание на условия жизни первых поселенцев, пытался помочь им в борьбе за существование и предсказал дальнейшее развитие Приморья: «Много тысяч семейств уместится здесь совершенно свободно, и если только новые, поселенцы примутся, с энергией, за устройство своего житья-бытья, то можно ручаться, что через несколько лет они станут жить в полном довольстве и не пожалеют о том, что рискнули бросить свою родину»[6].

«Такие люди как Пржевальский, — писал А.П. Чехов, — во все века и во всех обществах, помимо ученых и государственных заслуг, имели еще громадное воспитательное значение… Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают»[7].

Н.М. Пржевальский был кумиром для известного путешественника Владимира Клавдиевича Арсеньева. На книге Пржевальского «Как путешествовать по Центральной Азии» имеются многочисленные пометы В.К. Арсеньева.[8]

Пржевальский. В его честь названы тимьян (Thymus przewalskii (Kom.) Nakai) и рогоз (Typha przewalskii Skvorts.).

В Приморском крае есть горы Пржевальского, скальный массив у реки Партизанская (Сучан) и пещера недалеко от г. Находка. В честь путешественника во Владивостоке названа улица (Первореченский район, 547 метров).

В Центральной научной библиотеке ДВО РАН хранится издание, в которое вошли некролог на смерть Николая Михайловича, а также тексты речей, произнесенных на чрезвычайном собрании Императорского Русского географического общества 9 ноября 1888 года, посвященном памяти Н. М. Пржевальского.

Памяти Николая Михайловича Пржевальского : с портретом. – Вторым тиснением. – Санкт-Петербург : Имп. рус. геогр. о-во, 1890 (Тип. А. С. Суворина). – 62, [2] с. : портр. – Библиогр.: с. 60-62.